18 апреля, в день 28-летия со дня мученической кончины трех оптинских монахов, о их жизни и подвиге рассказала бывший экскурсовод Оптиной пустыни Анна Грязева.

В начале встречи лектор поделилась с аудиторией своим опытом посещения известной русской обители, с которой ее жизнь связана уже на протяжении 16 лет. Живя в Москве, в течение 10 лет она регулярно ее посещала как обычная паломница, а потом 3 года работала экскурсоводом в паломнической службе Оптиной пустыни. Но, и переехав в Томск, Анна не теряет связь с обителью и при первой же возможности едет туда.

Это уже пятая оптинская лекция Анны в Томске. На этот раз речь шла о современных подвижниках, трех оптинских монахах, убитых пасхальным утром 1993 года: иеромонахе Василии (Рослякове), иноке Трофиме (Татарникове) и иноке Ферапонте (Пушкареве).

Во второй части встречи слушатели узнали о высокой духовной жизни схимонахини Сепфоры (Шнякиной), последний год своей жизни подвизавшейся недалеко от Оптиной пустыни – в Спасо-Нерукотворной пустыни с. Клыково Калужской области и окормлявшей оптинских монахов.

Лекция сопровождалась показом слайдов и чтением глубоко проникновенных дневниковых записей отца Василия:

«Порою, когда стою в храме, душу охватывает ощущение присутствия Божия. Тогда уже не иконы окружают меня, но сами святые. Сошедшиеся на службу, они наполнили храм, отовсюду испытующе поглядывая на меня. Незачем отводить глаза от их ликов, прятаться в темном уголке церкви, – угодники Божии смотрят не на лицо мое, а только на сердце, – а куда спрятаться сердцу моему?

Так и стою я в рубище беспомощности и недостоинства своего пред их всевидящими очами. Скверные мысли мои, страшась святых взоров, куда-то скрываются и перестают терзать меня. Сердце, воспламенясь огнем собственной порочности, разгорается огнем сокрушения, тело как бы цепенеет, и во всем существе своем, в самых кончиках пальцев, начинаю ощущать свое недостоинство и неправду. Взгляды святых обладают непостижимым всеведением. Для них нет в душе моей ничего тайного, все доступно им, все открыто. Как неуютно становится от мысли, что кому-то о тебе все известно; как страшно сознавать, что некуда спрятать себя, что даже тело не может утаить сокровенных мыслей и чувств.

Это сознание лишает душу беспечного равновесия: нечестие и пороки перевешивают собственные оправдания и непонятная тяжесть наваливается на сердце. Как бы от внезапной боли и тревоги просыпается душа и осознает, что не может помочь сама себе и никто из людей не в силах помочь ей. Криком новорожденного она вскрикивает: «Господи, помилуй, не оставь меня!» Все забыто, все исчезло, осталась только просьба, мольба всего моего существа: души, ума, сердца, тела: «Господи, прости и помилуй!» Немеет ум мой, сердце сжимается, а глаза робко наполняются слезами покаяния».

(54)